Для российского венчурного рынка прошлый год оказался в некоторой степени поворотным: на нем наконец-то активизировались крупные потенциальные потребители технологий и инвесторы в них — госкорпорации. «Росатом», «Ростех», Сбербанк, РЖД и «Ростелеком» взялись развивать сразу несколько технологических направлений. Не обошлось и без поддержки из бюджета — на эти цели до 2024 года запланировано выделение около 100 млрд руб. в год. Институты развития, однако, не первый год говорят о нехватке проектов, на которые не страшно потратить бюджетные деньги.

В уходящем году развитие новых технологий получило статус полноценного национального приоритета — цифровизация активно обсуждалась на всех ключевых форумах, причем чиновники и крупный бизнес соревновались в степени проявляемого энтузиазма. Правительство за год сформировало основную архитектуру поддержки в рамках нацпроекта «Цифровая экономика», госкомпании же заключили соглашения о развитии нескольких приоритетных технологических направлений.

Именно с участием крупных корпораций связаны ключевые изменения на этом относительно небольшом сегменте российского рынка. На протяжении нескольких лет в Минэкономики безуспешно пытались вовлечь госкомпании в инновационную повестку — как через ПИРы (программы инновационного развития), связавшие вознаграждение топ-менеджеров с набором релевантных kpi, так и через форсированное создание корпоративных венчурных фондов. В корпорациях соглашались, но реального спроса на новые разработки не предъявляли. В этом же году игра вышла на новый уровень — финансирование в рамках нацпроекта является беспрецедентным по сравнению с предыдущими программами поддержки — по словам вице-премьера Максима Акимова, раньше столько в год тратилось на всю науку. Объем же средств, выделяемых на финансовую поддержку стартапов, был несопоставим с размером субсидий, на которые могли претендовать крупные компании в традиционных отраслях.

Активнее всего проявил себя Сбербанк, создающий собственную экосистему сервисов и скупающий стартапы на зрелых стадиях. Такая активность, безусловно, способствует формированию спроса — именно на его нехватку традиционно жаловались венчурные фонды, инвестировавшие в российские проекты (и потому одним из главных условий их коммерческой окупаемости является возможность продажи доли в стартапе зарубежному инвестору на более поздней стадии). Впрочем, это же подрывает и капитализацию российского венчурного рынка — платят за эти разработки с учетом странового фактора меньше, чем за рубежом, к тому же вряд ли теперь стоит надеяться, что данные компании станут глобальными игроками. Сбербанк, напомним, отвечает за развитие искусственного интеллекта — эту тему в полной мере можно назвать очередным новым хайпом, повышенное внимание проявляют и в ведомствах: так, на площадке Всемирного экономического форума Россия продвигает инициативы именно в этой области, крайне живой интерес проявляют и в правительстве Москвы.

Не менее интересная битва развернулась и вокруг 5G — конкуренция в развитии этой технологии активно обсуждалась весь 2019 год. Безусловно, главным событием здесь стало введение жестких ограничений на работу Huawei на американском рынке, в Европе же успехи китайского гиганта также оказались под вопросом — опасения относительно безопасности использования оборудования компании стали поводом для активного лоббирования запрета Huawei заключать контракты на развитие сетей пятого поколения. Россия также хочет поучаствовать в этой пока не слишком коммерчески выгодной гонке, причем в «Ростехе» настаивают, что все ключевые элементы, необходимые для создания сети, должны производиться под контролем российских компаний (входящих в концерн), а сотовые операторы, как предполагается, должны помочь заказами. Безусловно, самим операторам хотелось бы, чтобы технологии не уступали решениям ведущих игроков, однако о выходе на глобальные рынки речь, кажется, не идет — цель в первую очередь обеспечить новый вид суверенитета, на этот раз цифровой.

Однако если проблема формирования как минимум номинального спроса решилась относительно просто, покрыть дефицит качественных проектов будет сложнее. Их нехватку отмечают и частные венчурные фонды, и институты развития — именно через последних, как предполагается, должны направляться средства на развитие технологий (приоритеты, впрочем, будут определять госкорпорации). Взамен корпорации должны получить воронку новых проектов.

Все эти меры, впрочем, едва ли снимут риски для небольших компаний, рассчитывающих на самостоятельное развитие, по-прежнему будет непросто получить финансирование и рискованным проектам на ранних стадиях — с управлением бюджетными деньгами и их использованием все-таки неизбежно связаны риски, далекие от рыночных. Не улучшают деловой климат и попытки в рамках уголовных дел решать корпоративные конфликты. Впрочем, дела вроде иска «Рамблера» к успешно проданной американской F5 компании Nginx и сами по себе крайне симптоматичны — оказалось, что на технологиях тоже можно зарабатывать.